Сорогетсо не должны испытывать вмешательства в свою жизнь. А теперь скажи, исполнишь ли ты мои указания?
Элем была в полном смятении.
– Я служу науке подобно тебе, великая Амбаласи.
Я согласна с тобой – это наилучший вариант. Но в то же время я и сторонница Угуненапсы. И обе стороны моей жизни должны согласовываться.
– Легче легкого. Вспомни о третьем принципе Угуненапсы – и твои мысли сразу прояснятся и выводы сделаются очевидными. Разве Угуненапса не говорила, что Дух Жизни, Эфенелейаа, великая эистаа Города Жизни, царит над всеми нами, обитательницами его? А разве сорогетсо к нам не относятся? Поэтому, уплывая в свой новый город на реке, они одновременно пребудут и в вашем Городе Жизни. Так говорила Угуненапса.
Разве я ошибаюсь?
Элем еще поколебалась.
– Ты права. Угуненапса говорила так – спасибо тебе, что напомнила. И я со смирением внимаю тебе, не являющейся Дочерью Жизни, но так хорошо разбирающейся в мыслях Угуненапсы, когда ты направляешь меня в неразумении моем. Конечно же, ты права, и приказ твой будет выполнен.
Вейнте' не стремилась командовать этими фарги – привычный порядок сложился сам собой. Если Великреи и была недовольна тем, что Вейнте' заняла ее место, то виду не показывала. Скорее напротив – старалась держаться поближе к Вейнте', в меру своих способностей пытаясь уразуметь ее указания. Она приносила Вейнте' самую вкусную рыбу из своего улова, с удовольствием следила, как та ест, и не приступала к еде, пока Вейнте' не закончит трапезу. Привычный порядок среди иилане': одним суждено отдавать приказы – другим повиноваться.
Чтобы распоряжаться этим эфенбуру переростков, особого ума не требовалось. Вместе они только ловили рыбу – и преуспевали в этом занятии. Они разбредались по берегу, заходили в воду – и медленно плыли вперед. Заметив косяк рыбы, они тут же извещали об этом друг друга простейшими знаками, по цепочке передавая сигнал, который в конце концов доходил до Вейнте'. Тогда она плыла в указанном направлении, чтобы взглянуть, достаточно ли велик косяк, годится ли рыба в пищу. Если поохотиться стоило, она жестом посылала фарги вперед, дальше все происходило самым привычным образом.
В другое время они не общались. Пили – когда хотелось пить. Замерзнув, выбирались на солнце. Подобно ящерицам, валялись на берегу, и Вейнте' это устраивало, поскольку не нарушало бездумного покоя в ее душе.
Соседство их, пусть и бессловесное, приносило ей удовольствие. Одинаковые дни сменяли друг друга, и не нужно было ни думать, ни беспокоиться. Здесь, на экваторе, было трудно отличить день ото дня. Изредка шли дожди. В море хватало рыбы, пресноводные ручьи не пересыхали. Вот и вся жизнь – простая и беззаботная.
Более фарги ничего не умели делать. Едва ли они представляли себе иные возможности – раз предпочли такое существование городской жизни, полной трудов и волнений.
Когда приходили думы, Вейнте' старалась отделаться от них. Она просто испытывала удовлетворение от соседства фарги и того, что ее окружало.
Дни сменялись ночами, а ночи рассветами, время величественной поступью шествовало мимо.
Alitha hammar ensi igo vezilin
geddci. Sammad geddar о sammadar sapri.
Hе бывает двухголовых оленей.
Так и у саммада – один саммадар.
Поговорка тану
Лил дождь. Тропический ливень тяжелым пологом занавесил землю под свинцово-серым небом. Струи так громко хлестали по натянутым шкурам, что тану приходилось разговаривать громко.
– Когда же этот дождь кончится? – проговорила Армун.
Младенец завопил: небо расколола молния, и над вершинами деревьев прокатился
Гром.
– Третий день льет, – отозвался Керрик. – Я не помню, чтобы дождь шел больше трех дней подряд. Наверное, к вечеру перестанет. Тучи, похоже, редеют.
Он поглядел на Харла, обжаривавшего над огнем тонкий ломоть оленины. Дым стелился по земле. Порыв ветра, залетевший в шатер, окутал Харла дымным облаком. Тот закашлялся и принялся тереть глаза. Сидевший на корточках перед костром Арнхвит засмеялся – но тут же сам стал кашлять. Ортнар сидел в обычной позе, вытянув вперед неподвижную ногу, и вглядывался в пелену дождя.
Здесь, на острове, он часто сидел так и молчал.
Керрик тревожился за него. Других забот у него не было – стоянка на острове во всех отношениях была лучше, чем у Круглого озера. В тростнике водились утки, их можно было лозить силками. Хватало и дичи:
Оленей и мелких мургу со сладким мясом. Хищных мургу они убивали, едва те попадались на глаза. Изредка мургу перебирались через неглубокий пролив, отделявший остров от материка. Хорошее место. Армун – как это часто случалось, когда они жили вместе, – разделяла его мысли.
– Хорошая стоянка. Мне не хочется уходить отсюда.
– И мне. Хотя иногда я вспоминаю про саммады.
Интересно, они так и остались в долине саску?
– Я боюсь, что они погибли, что их убили и съели мургу со стреляющими палками.
– Я тебе сколько раз говорил – они живы и здоровы.
Он протянул руку и отвел волосы с ее лица, когда она склонилась над младенцем. А потом провел пальцами по лицу до раздвоенной губы. Армун улыбнулась.
Охотнику не полагалось проявлять чувства на виду у всех – и она обрадовалась.
– Ты уверен? – озабоченно спросила она.
– Да. Я же говорил тебе, мургу не умеют лгать.
Потому что каждое их слово есть мысль. Что на уме, то и на языке.
– Я так не могу. Иначе беды не оберешься. – Она рассмеялась и добавила:
– А может быть, и удачи.
– Ты поняла. Мургу приходится высказывать все, что они думают. Когда я разговаривал с их саммадаром и дал ей нож из небесного металла, она обещала мне, что прекратит войну и вернет войско в город. Сказала – и сделала.